Вскоре и мне дали белую форму и по морде. Так я узнал о ежегодной местной примете – приезд из отпуска товарищей со второго курса всегда ведет к синяку под глазом.
Выдавая красивые штаны старшина (старый добрый еврей-прапорщик по фамилии Букштын) сказал: "Носи штаны гордо… в дальнейшей службе лампасы носить не придется…"
На фото мой первый старшина. Но тогда я оптимистично подумал, насчет лампас... поживем, мол, увидим. Потом я посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся. На мой немой протест по поводу длинных рукавов и коротких штанин, старшина даже ухом не повел.
– Всё нормально! Хорошо сидит! А что ты хотел?! Воин и должен внушать страх.
Ещё одним из самых ярких и непрекращающихся впечатлений было желание кушать. Есть очень хотелось. Весь первый курс. Постоянно. И очень хотелось домой. Что меня вскоре совсем добило, так это сон. Мне снилось, что на улице светло и радостно, а я играю с сестрой. При этом она не плачет, а смеётся, и я, её очень люблю и стараюсь защитить...
Первый курс в УСВУ (Уссурийское суворовское военное училище) назывался – мальчиками. Второй – стариками. Отличались мы, как волки и овцы. Мальчики – белые, пушистые, испуганные и тупые от страха. Старики – черные, наглые, бесстрашные и тупые... т.к. положено по сроку службы.
Старики всегда выделялись по черной форме и размерам. Они были выше нас, мальчиков, почти на голову и похожи на людей. Мы же производили впечатление одетых в маленькую форму неуклюжих плюшевых медведей или одетых в очень свободную форму сурикатов (маленький житель равнинной местности похожий на худого тушканчика). Мы были наивны и чисты, как чебурашки из известного мультика, а в связи с оторванностью от отчего дома имели весьма сломленную волю.
Старики подходили ко всему по-хозяйски. Как только они появились в казарме, нашему дневальному, вместо фуражки, сразу надели арбузную корку, как каску, а с дежурного сняли штаны и оставили при "полном параде", но в синих семейных трусах. Это должно было веселить всех входящих... Без исключения. Кто не смялся, тот обижал стариков и получал по морде.
Ещё старики были страшно любознательными и постоянно хотели что-то узнать о нас новое. К примеру, о недавней гражданской жизни. Они отлавливали кого-нибудь, сажали его на лавку и просили рассказать, как он ухаживал за девушками в школе. Это была наиболее популярная тема. Мальчик рассказывал... требование было одно – мы теперь люди военные, поэтому рассказывать нужно "военным языком", к тому же сидя смирно и держа фуражку на согнутом локте. Не всем подобное удавалось... лично меня это научило излагать свои мысли по-военному – коротко, ясно и желательно с черным юмором.
Еще старикам было интересно, какая длинна у брусьев в спичечном эквиваленте. Для этого из толпы выбирались два мальчика, и пока один рассказывал что-нибудь из половой жизни бобров, второй измерял брусья спичкой. Затем мальчики менялись местами. Разницу в спичках старики компенсировали чилимами по лбу. Это научило меня не стоять в первых рядах, быть внимательным в счете и привило пунктуальность.
Через месяц, когда лбы посинели практически у всех, мы наконец догадались, как их уберечь. На общей сходке решили пронумеровать все брусья и назначить, сколько в них спичек. Оставалось лишь запомнить количество спичек и жить спокойно. В целом данный ход помог... но проколы случались – брусьев на территории было немерено... Это научило меня не отдаляться от коллектива, и здорово тренировало память.
Между тем, каждый месяц приносил все новые и новые открытия. Так вскоре я узнал, что в кадетке все кадетское – фуражки, сапоги, кровати, собаки и даже кирпичи. Кадетский кирпич, это обычный кирпич, найденный на территории кадетки и признанный стариками кадетским.
Такой кирпич вручается мальчику на доверительное хранение и призван закалить его, мальчика, волю. Вручался кирпич не бесплатно конечно, – его хранение доверяли за чисто символическую сумму, как правило, в три-пять рублей. Стоит ли говорить, что пока не расплатишься, его необходимо носить с собой. Причем везде... При этом старики тебя контролируют. Увидят без кирпича – получишь в глаз... возможно неоднократно... Прецеденты были. И ничего тут не поделаешь – традиция... Поэтому кадетские кирпичи носили многие. Некоторые долго. Это доходчиво убедило меня – рукоприкладство самый надежный из оперативных методов воспитания.
Один товарищ таскал такой кирпич слишком долго и не спешил за него расплатиться. Он у него был бережно завернут в целлофановый пакетик, чтобы тетрадки не рвать и учебники не пачкать. Так и проносил бы наверное кирпич весь год, да нервы у старика не выдержали. Накостыляли ему просто так, за компанию, забрали кирпич и всю карманную наличку. Это научило меня жить по средствам, не пытаться убежать от судьбы и откладывать деньги на черный день в потайном месте.
Вы меня спросите – так чем же там офицеры-воспитатели занимались? Отвечаю. Воспитатель после занятий один, а стариков четыреста рыл и для того, что бы роту на уши поставить одного из них вполне достаточно. На ещё один резонный вопрос, что же вы офицерам не пожаловались, или не собрались все дружно и не обидели одно из стариков, как бог черепаху отвечаю – пожаловаться офицеру, значило остаться мальчиком и на втором курсе. Тогда тебя свои же проклянут...
Стукачество считалось и уверен до сих пор считается самым страшным кадетским грехом... Возможно глупость, но у кадетов свои взгляды на жизнь. Я даже не припомню подобных прецедентов... метелить же стариков в принципе было можно, но накладно для здоровья. Они слишком сильно превосходили нас физически и морально. Да и существовать после этого было ещё хуже. В конечном итоге, в повседневном, так сказать быту... старики неизменно оказывались более дружными, физически сильными, да и традиции оказывались на их стороне. А традиция а кадетке – всему голова. Она справедливо регулировала наши отношения со вторым курсом и помогала перемочь завтрашний день... Она говорила: ничего... будет и на вашей улице праздник... и вселяла здоровый оптимизм.
Так по ней, по традиции, после выпуска второго курса, каждый мальчик мог поймать выпускника и набить ему морду. Данная экзекуция переводила мальчика в ранг старика. Я то же, с товарищем, поймал своего... и слегка свершил над пойманным традиционное действо. Это моментально развило во мне чувство собственного достоинства. Мне даже показалось, что жизнь налаживается...